Так что же нам остается?

Происхождение образа зомби восходит к культуре вуду на Карибах. На Гаити зомби был рабом, которым управляли с помощью магии, душа которого была украдена и который жил как полуживое тело. В этом представлении реальным страхом была не смерть, а потеря воли. Зомби стал живой машиной по приказу своего хозяина. Эта фигура была переделана в колониальной фантазии западного взгляда: она стала метафорой для человека, который производит, но не может владеть, который живет, но не может чувствовать, который работает, но не может думать.

С самых ранних периодов кинематографа зомби был скорее социально-политическим диагностическим инструментом, чем персонажем ужасов. Концепция, которую Карл Маркс называл «мертвым трудом», впервые стала видна в кино с фигурой зомби. «Рассвет мертвецов» Ромеро (1978) дал еще один ответ на вопросы дня. Зомби Ромеро были не просто плотоядными существами; они были потребительскими фигурами капиталистического общества. Зомби, бесцельно бродящие по торговым центрам, были аллегорией общества, повторяющего себя в храме потребления. Сосредоточив свою критику системы, Ромеро превратил зомби в символ расизма, милитаризма и патриархального господства; он заставил бояться саму систему.

В 2000-х годах зомби-кино пережило драматический прорыв. «28 дней спустя» Дэнни Бойла (2002) заменил медлительных и вялых классических зомби существами, зараженными вирусом ярости, которые жили, но не думали, а только нападали. Эти новые зомби были не мертвы, а живы. Но они жили без каких-либо этических, эмпатических и сознательных способностей. Фильм считывал коллективный страх и взрывной гнев мира после 11 сентября через тело отдельного человека. Эта новая фигура была не просто кинематографическим изменением; это были темные коды духа времени. «28 дней спустя» описывали апокалипсис с вирусным насилием, кинематографическим взрывом подавленного гнева, произведенного системой. «28 недель спустя», вышедший в 2007 году, добавил новый слой к первому фильму. На этот раз реальной угрозой был не вирус, а порядок, который его скрывал. Одержимость американских солдат контролем, общества наблюдения, следящие за гражданскими лицами с помощью дронов, и насилие, узаконенное во имя безопасности... Фильм стал аллегорией вторжения в Ирак и посттравматического Запада. Страх больше не исходил от инфицированного человека; он исходил от самой системы. И теперь настала очередь «28 лет спустя». Как возвращение Дэнни Бойла и Алекса Гарленда в сериал, а также открытие новой трилогии, этот фильм не просто продолжение. По моему мнению, это также реинкарнация злого духа, который был запечатлен в истории кино. С этим новым фильмом этот миф открыл новую веху в постапокалиптическом кино, как в эмоциональном, так и в политическом плане. Дэнни Бойл доказал, что он еще не утратил свой панк-дух!

(Статья о фильме на следующей неделе:)