История — наука субъективная: чем руководствуются ученые, интерпретируя события прошлого

Исторические концепции Льва Гумилева вызывают споры до сих пор. Меня всегда удивляло, что он был чуть ли не единственным советским историком, который продвигал теорию евразийства (взаимовыгодного союза Золотой Орды и Руси), а не татаро-монгольского ига. Согласно этой теории, татары лавинами приходили на Русь, разоряли ее и давили население поборами. Однако татарское владычество не проникало в быт покоренной страны. Несмотря на грандиозный размах завоеваний, на сосредоточенность воли на внешних деяниях, в татарско-монгольском царстве отсутствовала внутренняя сила. И поэтому, быстро возникшее, оно сравнительно быстро и распалось. Завоевания Золотой Орды были лишены религиозных побуждений — отсюда шла их широкая веротерпимость.
Русь, вернее, та ее северо-восточная часть, которая вошла в состав Золотой Орды, оказалась спасена от католической экспансии, сохранила и культуру, и этническое своеобразие. Иной была судьба Юго-Западной Червонной Руси. Попав под власть Литвы, а затем и католической Речи Посполитой, она потеряла всё: и культуру, и политическую независимость.
В связи с этим у меня всегда возникал вопрос: а вошли бы русские земли в состав Великого княжества Литовского, если бы не было монгольского завоевания? Может быть, наоборот, Литва была бы поглощена Русью? Тогда история Украины сложилась бы иначе. Характерно, что и во времена монгольского ига Литва не прекращала своих походов на Русь.
Причину склонности Льва Гумилева к евразийству я обнаружил в книге «Лев Гумилев», выпущенной доктором философских наук Валерием Деминым в серии ЖЗЛ. Вот что он пишет: «Согласно семейной легенде, не подтвержденной, однако, документально, по материнской линии Лев Николаевич вполне мог считать себя потомком Чингисхана. Вот что говорится в одной из записных книжек Анны Андреевны: «Моего предка хана Ахмата убил ночью в его шатре подкупленный русский убийца, этим, как повествует Карамзин, кончилось на Руси монгольское иго. Этот Ахмат, как известно, был Чингизидом. Одна из княжон Ахматовых, Прасковья Егоровна, в XVIII веке вышла замуж за богатого и знатного сибирского помещика Мотовилова. Егор Мотовилов был моим прадедом. Его дочь, Анна Егоровна, — моя бабушка. Она умерла, когда маме было 9 лет, и в честь ее меня назвали Анной».
Независимо от того, как относиться к подобной информации с научной точки зрения (многие подвергли приведенные сведения сомнению), сам Лев Николаевич воспринимал факты, сообщенные матерью, вполне серьезно. В одном из интервью он прямо заявил, что в его жилах течет кровь старшего сына Чингисхана Джучи, основателя Золотой Орды.
Получается, что по отцу, Николаю Гумилеву, Лев Гумилев считал себя русским дворянином, а по матери, Анне Ахматовой (девичья фамилия — Горенко), — Чингизидом. В этом и был для него союз Руси и Орды. Интересно, какую историческую концепцию поддержал бы Лев Гумилев, если бы считал себя по отцу польским шляхтичем, а по матери — потомком иудейских раввинов?
Однако на идее евразийства Лев Гумилев не остановился, а пошел еще дальше в плане восхищения кочевыми народами. Вот как об этом пишет Валерий Демин: «Уже на склоне лет Л.Н. Гумилев делился с друзьями воспоминаниями, как и когда пробудился в нем интерес (перешедший в страсть) к истории Срединной Азии: «Когда я был ребенком и читал Майн Рида, я неизменно сочувствовал индейцам, защищавшим свою землю от «бледнолицых». Но, поступив в университет и начав изучать всеобщую историю на первом курсе, я с удивлением обнаружил, что в истории Евразии есть свои «индейцы» — тюрки и монголы. Я увидел, что аборигены евразийской степи так же мужественны, верны слову, наивны, как и коренные жители североамериканских прерий и лесов Канады».
Думаю, что жители городов, взятых монголами с помощью обмана, много могли бы рассказать Льву Гумилеву о том, как были «верны слову и наивны» их завоеватели. Монголы легко нарушали обещания, которые давали представителям других народов. История монгольских завоеваний написана кровью многочисленных жертв. Например, Рязань после их захвата и массового уничтожения местных жителей не смогла восстановиться на прежнем месте.
Другой пример — с историком Иммануилом Валлерстайном. В его книге «После либерализма» меня удивило, что он назвал протестное движение хиппи и «новых левых» в конце 1960-х годов всемирной революцией. Привожу выдержку: «В апреле началась всемирная революция 1968 года. На протяжении трех лет она проходила повсеместно — в Северной Америке, в Европе и Японии; в коммунистическом мире; в Латинской Америке, Африке и Южной Азии. Всем этим многочисленным движениям были присущи две общие черты, сделавшие эту революцию событием мирового значения. Первая состояла в неприятии господства США (символически это выражалось в оппозиции к их действиям во Вьетнаме) и тайного советского сговора с Соединенными Штатами (что проявлялось в теме «двух сверхдержав»). Вторая заключалась в глубоком разочаровании так называемыми старыми левыми во всех их трех разновидностях: социал-демократических партиях Запада, коммунистических партиях и национально-освободительных движениях в третьем мире. Революционеры 1968 года считали, что старые левые недостаточно антисистемны».
Никто не спорит с тем, что в конце 1960-х по всему миру прокатилась волна протестных движений. Однако определение «революция» к этим событиям не применяет почти никто. Почему Валлерстайн настаивал на том, что это была именно «всемирная революция»? Вот что об этом написал российский историк Андрей Фурсов, которому довелось поработать вместе с Валлерстайном: «И.Валлерстайн — далеко не кабинетный ученый. Это политически ангажированный и политически активный человек, который занимает ясную позицию и не скрывает ее. Автор «Современной мир-системы» в 1968–1969 годах принимал активное участие в студенческих волнениях в Колумбийском университете (США), после чего ему вплоть до середины 1970-х пришлось работать в Канаде, пока первый том «Современной мир-системы» не принес ему всемирную известность. В любом случае Иммануил Валлерстайн как ученый и мыслитель сформирован «длинными шестидесятыми» (1958–1973) с их надеждами и иллюзиями, их революционностью и реакционностью, их плюсами и минусами».
Валлерстайн в конце 1960-х преподавал социологию в Колумбийском университете и находился в одном из эпицентров движения хиппи и «новых левых». Если бы он преподавал в Монтане, то возможно, что «всемирная революция» 1968 года в его трудах не появилась бы. Движение хиппи и «новых левых» иногда называют протестом молодых бездельников, которое захлебнулось в потоке наркотиков. Самое яркое, что осталось от тех времен, это рок-музыка. С другой стороны, ряд экологических движений и организаций, ведущих борьбу за права меньшинств, называют своими предтечами именно представителей молодежного движения конца 1960-х годов.
Ядром мир-системного анализа являются понятия ядра и периферии. Далее я приведу краткое изложение этой теории Андреем Фурсовым. Процесс постоянной экспансии капиталистической мир-экономики создает структуру разделения труда между ядром и периферией. Разделение труда и «ядровость» — «периферийность» обусловлены той или иной формой неравного обмена. За 500-летнюю историю капиталистической мир-экономики (КМЭ) только 10–20% мирового населения (жители ядра) значительно увеличили свои доходы и повысили уровень жизни. Уровень доходов «остальных» 80–90% снизился, а качество жизни ухудшилось по сравнению с тем, что было в этих зонах до 1500 года. Наряду с ядром и периферией Валлерстайн выделял третью зону — полупериферию — необходимый элемент КМЭ, опосредующий отношения между центром и периферией.
Гегемония, возникающая в межгосударственной системе, отражает такую ситуацию, когда одна из великих держав может навязывать свои правила и волю другим. Гегемония возникает как элемент нормального функционирования капиталистической мир-экономики, которая знала лишь три гегемонии: Голландия (1620–1672), Великобритания (1815–1873) и США (пик — 1945–1967/73).
СССР для Валлерстайна был полупериферией мир-системы. Андрей Фурсов как ученый, родившийся в СССР, не мог согласиться с тем, что первая в мире страна, где победила социалистическая революция, оказалась полупериферией. Он предлагает обратить внимание не только на структуру торговли между странами, но и на промышленное производство. СССР и страны социалистического блока очень многое производили для внутреннего пользования. А если обратить внимание на военно-промышленный комплекс, то здесь СССР никак не выглядел полупериферией.
Вот как пишет об этом Андрей Фурсов: «И даже если принять вывод Валлерстайна о том, что некая зона выступает экономической полупериферией современной мир-системы, военно-политически она может быть иной, внешней системой, системным антикапитализмом». В производстве оружия СССР действительно не отставал от мировых лидеров, чего не скажешь о мирной продукции (особенно бытовой техники).
Каков вывод? Каждый человек, в том числе и историк, смотрит на мир «со своей колокольни». И если хотите разобраться во взглядах того или иного исследователя, для начала узнайте, на какой «колокольне» он сидит.
mk.ru




